40.Лев

Распростершись ниц перед Птахотепом, я молча молила его о помощи и
спасении, о возвращении в царство духа, которое я потеряла. Но я не 
услышала ответа, я потеряла все. Лежа в своей спальне во дворце, я 
хотела одного -- умереть. Но я уже не управляла ни своим умом,
ни своим телом и была бессильна оставить тело по своей воле. Я пошла 
в храм, к двери подземного перехода, ведущего к великой пирамиде, 
надеясь, что дуга завета уничтожит мое тело. Но перед каменной дверью 
я как будто натолкнулась на каменную стену и догадалась -- ультравещество!
Материализованная ненависть! Медленно я добрела до своей кельи, и 
там меня охватили видения прошлого: я видела туманную фигуру, ставшую 
огненным существом, и себя тоже, начавшую гореть, я слышала голос, 
повторявший тысячи раз: "встретимся снова, встретимся снова...
-- Нет! -- воскликнула я, -- я ненавижу тебя! -- Огненная
фигура засмеялась: -- Пока ты ненавидишь меня, ты любишь меня,
и я имею власть над тобой... мы встретимся снова". Я узнала глаза
и голос, перед которыми не могла устоять. Во всех бесконечных жизнях, 
которые я могла вспомнить в видении при инициации, я всегда искала 
тот же голос и те же глаза, во всех бесчисленных мужчинах, которых 
я встречала в этих жизнях. Во всех мужчинах я искала того человека, 
которого я любила вечной любовью, каждой каплей крови -- единственного
мужчину, "моего" мужчину, образ и подобие моей дополняющей
половины...

Потом в уме мелькнул образ другого мужчины, которого я любила не как 
дополнительную половину, а как самое себя. Има! Я не могла любить 
его земной любовью, так как всегда составляла с ним одно в Боге, мы 
были связаны вечной любовью божественного единства. Я пойду к нему 
и расскажу все. Он поймет меня, наше единство осветит мне темную тропу 
на моем обратном пути в небесной дом, на пути, который я потеряла.

Но я нигде не нашла его. Мне сказали, что Има покинул храм в полном 
отчаянии, так как его судьба оказалась не в Боге, который превыше 
всего, а в женщине! Он сказал, что будет лучше жить с негритянскими 
племенами, чем в храме, потому что негры не разочаруют его. "Они
не лгут и не притворяются тем, чем не являются", -- это были
его последние слова.

Я была охвачена ужасом от того, что принесла несчастье и Име. Я хотела 
только одного -- умереть, -- но не могла оставить тело. Правда,
я знала, что еще встречу Иму, если не в этой, то в будущей жизни, 
потому что истинная любовь обязательно сведет нас когда-нибудь вместе. 
Но я не могла так жить, с этим огнем внутри, сжигающим нервы, и давящей 
тяжестью в груди. Когда я, совершенно измученная, прилегла отдохнуть, 
я едва могла дышать, а перед глазами был слепящий огонь и языки пламени, 
как гривы львов, как волосы того человека.

Львы! Я должна пойти к ним. И я оделась, как бы готовясь к прогулке 
в колеснице. Служитель пропустил меня, так как знал, что после инициации 
отец разрешил мне ездить одной.

Львы почуяли странный запах и иное излучение, идущее от меня теперь, 
опустили головы и сморщили ноздри. Я погладила Шиму по голове, а Шу-Гар 
зарычал и приготовился к прыжку. Я попробовала направить на него свою 
волю, но с ужасом увидела, что он больше не подчиняется ей. Я повернулась 
и кинулась к выходу, видя бегущих ко мне Тхисс-Та, Бо-Гара и служителя. 
За спиной слышалось жаркое дыхание льва... Удар обрушился на мою голову, 
но я продолжала бежать. Я увидела дверь, где я могла спастись от львов, 
в дверях стояла бледная фигура моей матери. "Мама!" --
закричала я и бросилась в ее раскрытые объятия, с трудом добежав до 
нее. Львы исчезли, я спасена. Потом наступила темнота, и я знала только, 
что нахожусь в объятиях матери и она помогает мне перейти через порог. 
Мне хорошо... я отдыхаю.

Вдруг какая-то огромная сила потянула меня, и я проснулась. Я лежала 
в саркофаге и не чувствовала своего тела. Сознание было туманным: 
я знала только, что должна встать, но не могла. Потом я увидела стоящих 
около меня Птахотепа и его помощника. Птахотеп мягко откинул меня 
назад -- я должна оставаться распростертой. Я -- в своем духовном
теле, которое все еще связано магической нитью с моим материальным 
телом. Я видела Птахотепа и его помощника в их духовных телах... видела 
блестящие энергетические центры, которые их глаза построили в их материальных 
телах и с помощью которых они вглядывались в материальный мир. Сейчас 
два силовых центра Птахотепа излучали на меня голубоватый фосфоресцирующий 
свет, пронизывая все мое существо, и на меня снизошел сон. Зал, где 
стоял саркофаг, и два верховных жреца исчезли, и я снова очутилась 
на руках у матери. Теперь я поняла, что это не ее руки, а два потока 
энергии, которыми когда-то были созданы ее руки, как и все ее тело, 
и которые излучались из ее тела как любовь. Эти силы поддерживали 
меня и наполняли мою измученную душу любовью, миром и чувством безопасности.

Вдруг неприятный звук вывел меня из этого состояния, моими духовными 
ушами он был воспринят, как удар. Это был звук бича, которым погонщик 
рабов ударял через равномерные интервалы времени. Это делалось для 
того, чтобы рабы ровно несли мой саркофаг, который медленно двигался, 
как на салазках. Я покидала дворец. Мне хотелось вскочить, но я не 
могла пошевелиться. От шеи до кончиков ступней я была туго запеленута 
и лежала, как бы вырезанная из одного куска камня со сложенными на 
груди руками и вытянутыми ногами. Я могла смотреть только вверх и 
вперед. Я видела блестящие на солнце спины рабов, а дальше -- здание
из белого камня, вырисовывавшееся на фоне темно-синего неба, здание 
с синим отверстием, как бы открытой дверью. Оно медленно приближалось, 
а в почти черном небе кружились две большие птицы -- журавли или
аисты? Здание было уж совсем близко, я узнала, что мы в городе мертвых.

Меня внесли внутрь, и я оказалась в полной темноте. Невыразимый ужас 
охватил меня, и из глубины сердца я спросила Птахотепа: "Как долго
я должна лежать здесь в заточении?" и ясно услышала его голос:
"Три тысячи лет". Отчаяние и страх нахлынули на меня, и вдруг
из этого страха снова родилось чудовище, выражающее закон материи. 
Я узнала его отвратительную физиономию, его взгляд погрузился в мумию, 
которая была теперь мной. Чудище сказало: "Теперь ты в моей власти.
Видишь, высшее и низшее -- только отражение одно другого. Совершенство,
покоящееся в самом себе, и отверделость -- две стороны одной и
той же божественности. Ты хотела стать сознательной в совершенстве, 
покоящемся в самом себе, и вот ты впала в твердость и неподвижность. 
Да, смертные остатки инициированных бальзамируются жрецами в храме 
таким образом, что божественная сила, излучаемая их телами, может 
долго сохранять активность, как батарея. Их душа свободна, они в своем 
сознании не привязаны к земле. Но ты привязала себя к своему телу. 
Чувственной любовью ты низвела божественную силу в свои низшие нервные 
центры и сожгла себя. Поэтому твое сознание вместе с твоим духовным 
телом прикованы к твоему материальному телу, ты навсегда моя пленница! 
Духовное тело инициированного благодаря бальзамированию привязано 
к его мумии, но его сознание -- в вечности, а ты изгнана в бесконечность.
Вечность -- это вечное настоящее, бесконечность -- это вечное
будущее, которое никогда не может быть достигнуто и никогда не станет 
настоящим.

Вечность никогда не имела начала и потому никогда не будет иметь конца. 
Она -- настоящее вневременное, не имеющее ни прошлого, ни будущего.
Бесконечность же означает выпадение из вечности в будущее, без настоящего!

Ты хотела принимать участие в одухотворении земли. Теперь попробуй 
одухотворить этот кусок праха, который был твоим телом, если можешь! 
Ха-ха-ха! Здесь лежит жрица, а ее сознание не более, чем кусок камня!

Теперь ты проходишь первое испытание инициации: в состоянии материи 
с человеческим сознанием! Ты не можешь уйти от меня, потому что ты 
стала мной. Во время инициации ты победила меня, так как я должен 
был узнать перед лицом твоего духовного божественного сознания, что 
я не имею самостоятельного существования, то есть я должен был принять, 
что я являюсь тобою. Но теперь все наоборот: ты в своем сознании должна 
стать материей. Ты отождествила себя со своим телом и тем не менее 
-- ты дух, как и я, а именно -- дух материи. Поэтому ты стала
мной! Ты моя пленница в бесконечности... в темноте... замурованная 
в теле, которым ты была и которое из-за бальзамирования не может разрушиться 
и выпустить тебя на свободу. Это будет твоим наказанием -- наблюдать,
как эта мумия, которая сейчас благодаря бальзаму сохраняет твою красоту, 
постепенно съежится и станет моим образом и подобием. Ты хотела быть 
бессмертной в духе вечности, а осталась в этой мумии на всю бесконечность".

Я была бессильна и должна была слушать. Мое духовное тело было приковано 
к мумии. В отчаянии я пыталась погрузиться в бессознание, но не могла. 
Я должна была лежать здесь в полном сознании, не имея ни малейшего 
представления о времени, протекавшем мимо меня.

Время... Что ты такое? Ты существуешь лишь постольку, поскольку мы, 
человеческие существа несчастны! В счастье нет времени! Тогда наше 
сознание неподвижно и представление о времени исчезает. Только когда 
счастье прошло, мы вдруг понимаем, что пока наше сознание покоилось 
вне времени, в вечном настоящем, время мчалось вперед. Время начинается, 
когда мы отпадаем от счастья, из рая. Но несчастье также не знает 
времени, чем более несчастными мы себя чувствуем, тем медленнее проходит 
время. Минуты кажутся часами, а в моменты глубочайшего отчаяния, когда 
страдания и мучения невыносимы, каждый миг превращается в бесконечность: 
время застывает! О, как прав Сатана! Самое высокое и самое низкое 
похожи, как близнецы, как реальность и ее отражение -- проявление.
Счастье -- вневременная вечность, а его противоположность, несчастье --
это бесконечное время, бесконечность.

Лежа в саркофаге, я не имела абсолютно ничего, с чем сравнить или 
чем измерить время. О, древо познания добра и зла! Теперь я поняла 
твою истину, что распознавание, узнавание возможно только когда мы 
имеем возможность сравнить! Как я могу знать, сколько прошло времени, 
когда не могу увидеть солнце, эти божественные часы, когда не знаю, 
как ощущается день в этой темноте? Что укажет мне на время, когда 
ничего не происходит, когда только тьма царит вокруг, когда у меня 
больше нет сердца, когда-то измерявшего ритм жизни в моей груди, когда 
пульс давал мне представление о времени. Может быть, я лежу здесь 
несколько минут, а они уже кажутся вечностью? Или недели... годы... 
века... тысячелетия? Что такое минута и тысячелетия? Как мне узнать 
разницу между ними?

Чувство ужаса не покидало меня ни на мгновение. У меня больше не было 
легких, чтобы вздохнуть и втянуть в себя свежую силу из вечного источника 
и чтобы измерить время по дыханию. Я нигде не могла найти помощи для 
моей измученной души. Мучения и страдания не имели конца... не имели 
конца.